Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Ничего не прочитала и не написала. Почти ничего не сделала. Пропустила неделю Хоукая. Обзавелась кучей странной одежды. Так и не сходила в кино на Борна. Так и не поняла, когда смогу куда-нибудь выбраться.
Ничего не хочется.
Да, и вот еще свежее впечатление: смерть бродит среди нас. Переходили сейчас дорогу, по переходу. Перешли, и чего-то я обернулась. В общем, глухой удар, и человека идущего метрах в 15 за нами отбросило метра на три. Пожалуй, больше я там ходить не хочу. Иррационально, но факт.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Название: Пять раз Автор: Скрытный Гость Бета: fenomeno recurrente Рейтинг: PG Пейринг: Коулсон/Бартон Жанр: слэш Написан на заявку: читать дальше2.15 Пять раз, когда агент Бартон был замечен Коулсоном, и один раз, когда нет. H! в сообществе Coulson/Barton
читать дальшеГоворят, что от любви до ненависти – один шаг. Впрочем, верно и обратное – дорога к любви тоже может быть недлинной, иногда достаточно и пяти шагов. Пять шагов, и еще немного веры сверх того.
Шаг первый – сейф
Он молод, любопытен и безрассуден. Ведь это так весело – на спор залезть ночью в чужой кабинет, вскрыть там сейф и вытащить папку с личным делом. Вдвойне веселее, если это дело – твое. Втройне, если кабинет принадлежит собственному суровому и невозмутимому начальнику. Словом, одно сплошное удовольствие.
Так что в этот тихий полночный час он стоит, согнувшись в три погибели, и задумчиво ковыряет набором отмычек чужой сейф в чужом кабинете. Дверь поддалась почти сразу, да и сам сейф не должен был вызвать проблем – в конце концов, от старой вольной жизни у него остались не только отмычки, но и кое-какие навыки. Тихий щелчок, торопливое шуршание бумаг – и вот он уже радостно выбегает из кабинета с картонной папкой в руках. Выбегает, чтобы за дверью столкнуться с, как всегда, невозмутимым начальником, который молча забирает у него папку, заходит в собственный кабинет и закрывает за собой дверь.
Шаг второй – шкаф
Он все так же молод, а еще горяч, дружелюбен, и легко сходится с людьми. Конечно же, ни о каких романах на стороне говорить не приходится, при их-то графике, но ведь на Невыносимо Секретную Организацию работает так много юных и прекрасных фей, и многие из них и сами не знают, чем занять немногие свободные от работы часы. О каких серьезных отношениях вы говорите? Каждое задание может стать последним, каждый день проживается так, как будто завтра не наступит никогда, и нет более подходящего момента для того, чтобы постараться получить от жизни все, чем здесь и сейчас.
Он все-таки успел. Всего за какие-то несколько секунд, прошедшие с момента, когда кто-то постучал в дверь, пока раскрасневшаяся девушка – кажется, ее зовут Мария – накинув халат, открыла внезапному посетителю, он успел собрать свои, валяющиеся в самых неожиданных местах комнаты, вещи в охапку и нырнуть с ними в шкаф, прикрыв за собой дверцу. Впрочем, образовавшейся между неплотно закрывшейся дверцей и самим шкафом щелки как раз хватило для того, чтобы отлично рассмотреть собственного начальника, который, вежливо извинившись за поздний визит, передал его новой подружке планшет с данными. На этом проблему можно было бы считать исчерпанной, если бы он после этого не нагнулся за колчаном, валявшимся незамеченным под диваном, не подобрал его и не положил аккуратно на стол. Впрочем, находка не помешала ему с невозмутимым видом попрощаться и уйти, не удостоив ни единым взглядом внезапно заскрипевший шкаф.
Шаг третий – кофе
Это не самый плохой способ проводить время. Даже получше многих, и уж точно – лучше большей части того, чем он занимался в прошлом. Может быть, кто-то и сказал бы, что он смотрится глупо, скорчившись в вентиляционном коробе на базе собственной организации, один, ночью, в обнимку с остывающим кофе в дешевом бумажном стаканчике – но он бы все равно никого не послушал. Интересно, если ты пьешь кофе, и там, за вентиляционной решеткой, в нескольких метрах от тебя, другой человек тоже пьет кофе – считается ли, что ты пьешь кофе не один? Клинту упорно казалось, что считается.
Он осторожно отпивал кофе крошечными глотками, абсолютно бесшумно, и старался не шевелиться лишний раз, чтобы не издать ни единого шороха, но почему-то его совершенно не удивило, что спокойно пьющий свой кофе Коулсон поднял руку с кружкой, как бы салютуя устроившемуся высоко над ним лучнику. Странно, но даже растворимый кофе после этого показался как-то вкуснее.
Шаг четвертый – соль
Возможно, стоило бы винить во всем собственное опьянение. Людям свойственно сваливать все свои жизненные проблемы на алкоголь, и мало кого из них смущает то, что им, кажется, никто не заливает силой в глотку виски, джин или абсент. Спиртное – такой удобный предлог, что им можно оправдать что угодно. Неплохим вариантом была злость – это было так несправедливо, так нечестно, что даже в новогоднюю ночь он вынужден был торчать здесь, среди таких же неудачников и кучки гиперответственного руководства, пока все нормальные люди радостно встречали приход долгожданного тысячелетия на праздничных улицах Нью-Йорка. А может быть, причиной всего было копившееся так долго нерастраченное напряжение, когда невыносимо хотелось сделать хоть что-нибудь – изо всех сил заорать, опрокинуть стол или вот, к примеру, взять с этого самого стола почти полную солонку и незаметно высыпать ее в бокал директора Фьюри, как раз в этот момент отвлекшегося на очередной совсем не праздничный разговор.
К чему он точно не был готов – так это к тому, что стоящий рядом с Фьюри Фил Коулсон так же молча возьмет этот многострадальный бокал, выпьет его залпом и вежливо извинится перед полковником за то, что, кажется, совершенно случайно перепутал его бокал со своим и вообще, пожалуй, ему уже пора, этот вечер был чудесным, но надо же и честь знать. Как странно, как отчетливо звучат в голове эти слова, да и опьянение в целом куда-то подевалось. Наверное, это неприятное тянущее чувство внутри и есть стыд, и тихое «Агент Бартон, зайдите ко мне в кабинет» совсем не кажется неожиданностью.
Шаг пятый – стрелы
Приказы были вполне определенными – он обустраивается в гнезде, выискивая возможных противников на подходе, а остальные агенты, включая присоединившегося к полевой операции агента Коулсона, осматривают местность на предмет затаившихся солдат противника, ловушек, тайников и прочих нежданных сюрпризов, которые так часто готовит им переменчивая судьба. Клинту хватает пары минут на то, чтобы понять, что место для него выбрано крайне неудачно. Он почти ничего не видит, а остальные перемещаются где-то под ним, и, судя по стрельбе, уже начинают влипать в неприятности. Еще пять минут уходит на то, чтобы осторожно перебраться на соседнюю крышу и по ней направиться на поиски. Вовремя – всего одна стрела, и затаившийся за углом судорожно дернувшийся и завалившийся набок снайпер уже никогда не попадет в коротко стриженый затылок человека, осторожно перебирающегося сейчас через обрушившуюся стену там, внизу. Это невозможно, но ему кажется, что он поймал короткую благодарную улыбку, прежде чем повернулся, возвращаясь обратно, на свой наблюдательный пост.
Они не говорят об этом. Официально агент Бартон во время выполнения миссии все время находился на своем посту, и особый агент Коулсон справился с миссией без затруднений. Некоторые вещи просто не предназначены для сухой статистики бумаг и отчетов.
Вера
Наверное, он и сам не знает, зачем приходит сюда, день за днем, проводя в этой тихой комнате с белыми стенами каждую свободную минуту. Он даже спит здесь – дремлет, неловко пристроившись на краешке стула. Не слишком удобно, зато так его не мучают кошмары. Иногда ему кажется, что человек на кровати оберегает его от них, словно прикрывая его собой, распространяя свою легендарную ауру спокойствия и на него тоже. Иногда – что он чувствует чье-то легкое, почти невесомое прикосновение к своим волосам где-то там, на самой грани сна и яви.
Кажется, он уже привык к сочувственным взглядам и тихим вздохам за спиной, и они его не беспокоят. Главное – что он продолжает верить, даже если все остальные уже отчаялись, он продолжает приходить. Ведь рано или поздно увитый сложной системой трубок и датчиков человек на кровати очнется и откроет глаза, и это почему-то очень важно, чтобы первым, что он увидит, был Клинт. Правда, важно, важнее всего на свете. Иногда все, что нам нужно – это чтобы нас наконец-то заметили.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Рекламирую: на сообществе Халка свежеоткрытый тур однострочников, и там все очень мило и весело. Давно уже не брал я в руки шашку не писала что-то однострочников, даже отвыкнуть успела.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Название: Мечтать не сложно Автор: Скрытный Гость Рейтинг: R Пейринг: кэпостарк Жанр: юст, романс Размер: 627 слов Написан на заявку: читать дальше05-04. преследование: Стив/Тони. Тони следит за Стивом при помощи камер наблюдения. Как Роджерс моется, тренируется, спит... Безответные чувства, ангст, Тони дрочит на Стива в душа. Развитие-окончание за автором в сообществе Captain America/Iron Man Примечания автора: у первого же, кто попробует еще раз поднять вопрос о глазах Роджерса, секвестирую собственные. Достали.
читать дальшеКто-то скажет, что дрочить в душе – это слишком просто и банально для человека, прославившегося своей оригинальностью эксцентричностью. Кто-то – что в этом нет никакого смысла, если в любой момент тебе доступны полчища шикарных гламурных цыпочек, только пальцем помани. Возможно, кто-то бы даже сказал, что с его фантазией он мог бы представить себе кого-то поинтереснее собственного друга и соседа. Однако дело даже не в этом. Какой смысл быть техническим гением, если ты не можешь просто запустить на небольшой экран, удобно расположенный на уровне глаз, избранные моменты из записей камер безопасности, беззастенчиво распиханных тобой по всем углам и щелям апартаментов твоего беспокойного гостя? В конце концов, фантазии можно найти и лучшее применение, ее время еще настанет, а пока он нетерпеливо обхватывает ладонью собственный напряженный член и смотрит, не отрывая взгляда, стараясь не упустить ни единого момента. Вот он, его Капитан Америка, герой его бесшабашного детства и горячей юности. Когда-то его выцветший, потускневший снимок в газете неплохо заменял в таких случаях яркие глянцевые журналы, теперь с этим намного лучше справляется живой Стив Роджерс, удобно упакованный в стеклянную панель встроенного экрана.
Во сне он похож на ангела. Светлого ангела со старых, почти полностью выцветших церковных фресок. Золотые, чуть растрепанные кудри, бледная кожа, чуть приоткрытый рот, пухлые губы – в такие моменты особенно отчетливо видно, как он еще потрясающе, бессовестно молод, он кажется таким невинным, неиспорченным, что на какую-то долю секунды Тони даже начинает мучить совесть, но что поделать – сейчас Стив притягателен как никогда.
На тренировках он – идеальный солдат. Бой – это серьезно, и каждая тренировка, каждый спарринг, каждый сильный, тщательно выверенный удар по потрепанной боксерской груше – как разминка перед настоящим сражением, проверка на прочность, испытание силы и выносливости. Он невыносимо прекрасен в такие моменты: напряженная спина, выступившие на лбу крошечные капельки пота, обнаженные сильные руки, бесконечно переливающиеся в едином, ни разу не сбившемся ритме отчетливо виднеющиеся даже под старомодными мешковатыми штанами рельефные ягодицы.
Само собой, самые интересные моменты сняты скрытой камерой в душе. В самом деле, где еще можно увидеть полностью обнаженного Роджерса, расслабленно замершего с закрытыми глазами под горячими струями воды, старательно растирающего пахучую мыльную пену по каждому миллиметру поверхности своего большого, сильного тела, или просто задумчиво изучающего себя в огромном, во всю стену ванной комнаты, зеркале.
Кадры сменяют друг друга все быстрее, показывая тебя таким, каким ты бываешь только для себя. Не строгий официальный портрет, но реальная жизнь, ничего показного. Такой разный, и все-таки всегда один и тот же, несгибаемый символ правильности во всем, Капитан Идеал – как бы тебе понравилось это? Что бы ты сказал, как бы посмотрел, если бы узнал, что твой товарищ по команде сейчас ласкает себя, изо всех сил фокусируясь на твоем идеальном теле, воруя у тебя твои редкие моменты уединения, вторгаясь в твою жизнь так, как ты не можешь и представить?
Все быстрее и быстрее, все чаще и чаще. Выгнутая спина, влажные приоткрытые губы, мокрая от пота челка, тонкая струйка воды, стекающая в ложбинку между ягодиц, мерные неутомимые движения сильных рук, мыльная пена на золотистом пушке внизу живота, ровное тихое дыхание, невинный взгляд ясных синих глаз. Осталась самая малость, крошечный шажок за грань, последнее движение, и можно наконец-то представить прикосновение твоих губ, мягких, чуть горьковатых не то от мыльной пены, не то от заливающего лицо пота – и все, он готов, и судорожно дернувшаяся рука заливает белыми каплями экран, на котором застыло изображение красивого спокойного лица. Почему-то это тоже кажется очень правильным.
Когда-нибудь он, наконец, наберется смелости, и просто поцелует свою большую, светлую, великую мечту. Скорее всего, его просто пошлют подальше. Возможно, еще и сломают челюсть инстинктивным хуком справа, и будут потом долго носить в больницу корзины с цветами и неизменные апельсины. Но ведь всегда остается шанс, каким бы крошечным и ускользающе-призрачным он ни был, его собственный маленький, но такой прекрасный шанс на внезапную взаимность. Невозможно, невероятно, немыслимо, но все-таки – а вдруг? Да, ради такого стоит и челюстью рискнуть.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Название: Иногда лучше говорить Автор: Скрытный Гость Бета: fenomeno recurrente Рейтинг: G Персонажи: Бартон, Коулсон Жанр: джен, юмор Написан на заявку: читать дальше2.4 Коулсон|Бартон. Прозаические рабочие будни агентов ЩИТа. N-ный день совместной нудной миссии (наблюдение-слежка-ожидание). На пару помирать со скуки в конспиративной квартире и развлекать друг друга разговорами. Дружба, несколько лет работы вместе за плечами. в сообществе Coulson/Barton
читать дальше– О, а еще же про баб можно. Вот, к примеру, Мария Хилл – такая стерва!
Агент Фил Коулсон опустил глаза и тихонько вздохнул про себя. Вздыхать вслух ему не позволяла элементарная вежливость, да и потом сидящий напротив него друг и коллега явно вкладывал немало усилий в то, чтобы скрасить их, честно говоря, преизрядно тоскливое совместное пребывание здесь, обижать его совсем не хотелось. Он еще пару мгновений подумал и решил, что про себя можно было вздохнуть и погромче.
Миссия с самого начала не задалась. Выделенная им под конспиративную квартиру чья-то порядком потрепанная хибара явно не предназначалась для долговременного в ней пребывания. Возможно, хозяина, возвращающегося в нее только поздно ночью для того, чтобы хлебнуть пивка на сон грядущий, зевнуть, рухнуть на продавленную кровать и забыться крепким сном перед очередным рабочим днем, все и устраивало, вот только теперь двоим агентам приходилось там по-настоящему жить, и жить целыми днями. Один из них не одобрял свое временное жилище вслух и не стесняя себя в выражениях, другой про себя и значительно вежливее, но факт оставался фактом: кажется, плохо здесь было все.
Холодильник не работал, тостер не работал, телевизора просто не было. Чайник, правда, работал, но нагревал воду отнюдь не до нормальной температуры кипения, и попытки заварить что чай, что растворимый кофе приводили к образованию какой-то мутной совершенно несъедобной бурды. Кроме узкой кровати в наличии имелся только древний, окончательно вылинявший диван с торчащими в стратегически верных местах острыми пружинами, и неизвестно, что было хуже.
Из окна открывался чудный вид на местную помойку, и первые полчаса Бартон даже неплохо поразвлекся, расстреливая с пожарной лестницы расплодившихся там в необычайных количествах крыс. К сожалению, счастье было недолгим, ему быстро запретили расходовать впустую стрелы и привлекать ненужное внимание. Да, вы уже в курсе, что кондиционера в квартире тоже не было? Так вот, его не было, и в результате открытое в попытках хоть как-то бороться с невыносимой июльской жарой окно позволяло наблюдать свалку в режиме 5D – с запахом и временами заглядывающими на огонек случайными мухами.
Но самым страшным было все равно не это. То, что сводило обоих сильных, закаленных мужчин, агентов одной из самых серьезных организаций в мире с ума, называлось коротко и ясно: скука. Вот чем могут заняться в замкнутом пространстве люди, у которых из общих интересов, похоже, была только работа, о которой, по понятным причинам, говорить совсем не хотелось?
Темы для разговоров ни о чем кончились довольно быстро. Обсуждать начальство было категорически неприемлемо, а сексуальные предпочтения коллег – так и вовсе недопустимо. Коулсон мог бы рассказать про особенности организации полевых операций в различных условиях с учетом политической обстановки и класса миссий, но он даже и не надеялся, что собеседнику его рассуждения покажутся интереснее, чем показались бы ему самому пространные описания технологических характеристик различных типов стрел. Про погоду один мог сказать только то, что она обычно случается снаружи, а второй – что под палящим солнцем в гнезде сидеть жарко, под дождем мокро, а под снегом – холодно. Разговор все не клеился.
Повисшая в результате между ними неуютная, практически осязаемая тишина привела к тому, что Фил Коулсон, сам себе внутренне удивляясь, неожиданно сказал: – Агент Бартон, я знаю, что у нас о таких вещах спрашивать не принято, но все-таки: а чем вы занимались раньше, до вербовки?
– До Щ.И.Т.а? – Клинт, кажется, всерьез изумился. Он нахмурился и провел ладонью по голове, взъерошивая и без того взлохмаченные короткие волосы. – Вот уж не думал, что это кому-то будет интересно. Цирк у меня был до него, много цирка, почти все детство и преизрядный кусок юности на него ушел, но я не жалею. Отличное было время, несмотря ни на что.
– Глупый я был тогда, и очень мелкий, а уж хилый – что твой воробей, ящик с декорациями поднять не мог. Шпыняли меня тогда все, и поделом, проку с меня было ноль, одни проблемы. Одна Мари меня жалела, неведомо за что. Она года на три меня, наверное, была постарше, и уже при деле всерьез была – помощница у фокусника нашего, Великолепного Альфредо, в миру старика Фреда, алкаша, конечно редкостного. Тонкая она была, наша Мари, как тростинка, и легкая как пух, одни волосы и глаза черные, и пальцы пахнут лавандой.
– Так и слонялся я за кулисами лет, кажется, до четырнадцати, тягал потихоньку ящики, помогал с чем мог, учился потихоньку, а потом в один далеко не прекрасный день наши два придурка клоуна, Белый Бим и Рыжий Бом, не поделили не то девицу какую-то из местных, не то бутылку очередную, но факт: подрались. В итоге у одного все лицо разбито так, что из-под грима сверкает, а у другого рука сломана и в гипсе висит. Оно, конечно, обхохочешься, но зрители будут недовольны. Вот кто-то и вспомнил про меня – а вот смотрите, наш мелкий же, кажись, стреляет неплохо, и из-за спины тоже, вот им и заполним перерыв. Молодцы, конечно. И в чем я на арену пойду – в драных джинсах?
– Денег у меня хватило только на маску. Мадам Шошанна мне за пару монет выгребла из своих богатых запасов что попалось. Видочек, конечно, у меня в ней был еще тот, один-в-один сливовый филин, но пришлось взять. За костюмом пошел, как всегда, к Мари. Она перешила мне старое трико одного акробата, Барни его, кажется, звали. Красиво было, руки у нее были что надо, пальцы тоненькие, но цепкие, и нежные, как будто шелк. Так вот, ему это трико уже не было нужно. Он из-под купола навернулся, сеток страховочных не было, так и упал вниз, и голову себе разбил. Не при мне, я тогда еще и не родился, наверное, потом уже узнал – наверное, рассказали между делом, у нас любили такими историями новичков пугать. О, «у нас» сказал? Вырвалось, сам не заметил. Скотство какое, уж сколько лет прошло, а все как вспомню про это все – цирк, и арена, Мари и трико это дурацкое – и как будто и не уходил никуда, как будто у меня оно в крови. Да, и вот в крови оно и было, это мое первое трико. Несколько капелек всего, на воротнике и ниже, по рукаву разбрызгались, но были. Как думаете, может это судьба?
– Вот так вот весело я и жил. Стрелял из лука все лучше и лучше, все точнее и точнее. Переехал потихоньку с края афиши в ее центр, а потом и вовсе гвоздем программы стал. Они мой портрет в этой дурацкой лиловой маске на афишах рисовали, представляете? У меня в личном деле эта афиша сложенная лежит, я сам в свое время видел, когда Фьюри отвернулся. В общем, красовался я на афишах, по вечерам изображал Робина Гуда на арене, целовался на заднем дворе, за повозками, с моей Мари и еще какими-то, помнится, девицами, много их клевало на яркое трико в блестках. Объездил всю страну, но ничего толком и не видел, все те же ряды тусклых зрительских лиц, все те же пыльные дороги. Скука. Так что когда пришли однажды ко мне одни типы и спросили, а не хочу ли я найти моим талантам другое, небанальное применение, и заодно наконец-то немного подзаработать, я взял, да и согласился. А чего нет? Дальше неинтересно, да и в деле наверняка есть, так что…
Прервавший его тихий треск в наушниках сменился спокойным «агенты Коулсон и Бартон, задание выполнено, вы можете оставить пост, возвращайтесь на базу; повторяю, агенты Коулсон и Бартон…»
Не сговариваясь, они развернулись к своим немногочисленным пожиткам, торопясь побыстрее собрать их и покинуть такое негостеприимное временное пристанище. И только уже в дверях Клинт Бартон внезапно сверкнул зубами в широкой, чуть ехидной улыбке, и сказал: – Я вот что подумал, агент Коулсон, сэр… Фил, в следующий раз ведь будет твоя очередь рассказывать страшные истории на ночь.
***
Следующая полевая миссия сильно отличалась от предыдущей: во-первых, изнуряющая жара успела смениться промозглым холодом и проливными дождями; во-вторых в квартире у окна на сей раз сидел один Фил Коулсон, в то время, как Клинт Бартон мерз под дождем на крыше, пытаясь оттуда высмотреть подъезжающую к зданию машину предполагаемой цели; и, что самое главное, в-третьих – связь со штабом оборвалась еще в самом начале задания, и упорно не желала восстанавливаться.
– Может, все-таки прервемся, поищем в окрестностях какое-нибудь кафе, кофе горячего выпьем? – голос Клинта в наушниках звучал так жалобно, что у кого-нибудь, знакомого с ним меньшее количество времени, сердце могло бы и дрогнуть.
– Отсутствие новых приказов не значит, что мы можем все бросить. Это всего лишь означает, что нужно следовать имеющимся указаниям до того момента, когда связь восстановится.
– Вы знаете, я тут сижу сейчас на крыше под проливным дождем, мокрый уже по самые тру… совсем-совсем мокрый, сэр.
– Жизнь полевого агента тяжела и неказиста, агент Бартон, но я могу принести вам искренние соболезнования от лица руководства организации.
– Лучше бы полотенце принесли.
Тишина в эфире была нарушена спокойным задумчивым голосом агента Коулсона: – А вы знаете, мне тут внезапно вспомнилась одна история, тоже непосредственно связанная с перебоями связи.
– Работал я тогда – а, впрочем, неважно где, все равно оно до сих пор все засекречено. И миссия та, скорее всего, тоже, поэтому скажу кратко: нам нужны были документы. Планы наркокартеля по распространению своей ядовитой заразы по всему миру, список их партнеров, имена коррумпированных шишек на самом верху – в общем, вполне достаточно для того, чтобы глаза загорелись не только у нас. То, что где-то рядом окопалось ЦРУ, мы знали давно. И когда пришло время действовать, их агента я вычислил почти сразу – уж больно у него была выправка хороша для всего того отребья, которое собралось на празднество, посвященное удачной продаже очередной партии зелья, да и глаз он явно потерял не в пьяных разборках или бандитских перестрелках. Полный особняк народу, спиртное лилось рекой, а мы стояли с ним по углам центральной залы, и просто смотрели друг на друга. Не сдавать же его было, в самом деле. Мы оба были хорошими парнями в мире, полном парней плохих, и этим все сказано. Не сговариваясь, мы кивнули друг другу и молча разошлись в разные стороны.
– Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не взрыв. Никто так и не понял, не то хозяин дома слегка переборщил с праздничными фейерверками, не то у него в подвале была спрятана не слишком надежная взрывчатка на совсем уж черный день, а может быть, кто-то из его молодых и голодных конкурентов подсуетился, но факт остается фактом: взрыв был такой, что потрескались стены и повылетали окна.
– Так оно все и рвануло, неожиданно для всех. Плохо, что мы этого не предвидели, хорошо, что впали в панику они. Особняк, полный вооруженных до зубов головорезов, внезапно превратился в филиал Ада на Земле, набитый слегка закопченными и очень злыми и испуганными демонами. Впрочем, пробраться в секретную комнату, поближе к документам, оказалось не сложно. Вот только црушник попал туда явно задолго до меня, еще до взрыва, и там его упавшей балкой и придавило. Вдвоем мы ее сдвинули, конечно, но толку было не много – нога у него была сломана всерьез, и идти сам он не мог. Я доложился, что бумаги у меня, и так мы и пошли, медленно и печально – у меня в одной руке кейс с документами, другой поддерживал его, а он в свободной руке держал пистолет, чтобы отстреливаться от озверевшей охраны. Дошли мы с ним до вертолета, который снаружи ждал, хоть и медленно и с боями, но дошли.
– Сэр, неловко даже прерывать такую героическую сагу, но как же перебои связи? Вы же вроде про них что-то сказать собирались?
– Связь? Ну конечно. Уже потом, после возвращения на базу, выяснилось, что руководство приказало мне заканчивать задание и срочно возвращаться. Бросить этого парня там, он ведь все равно был не из наших, хватать документы и убегать. И что самое интересное – я ведь ничего из этого не услышал. Связь так внезапно оборвалась, наверное, наушник повредился. Забавные вещи иногда приключаются со связью.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Выгребла сегодня очередную порцию статистики дневника (за август), и в очередной раз удивилась.
Вот кто и зачем, интересно, ищет у меня:
что было у клинта бартона и чёрной вдовы в будапеште фанфик клмнт бартон клинт бартон/пеппер поттс любит ли клинт бартон наташу ромонов бэннер провел по лицу локи локи клинт сокол не помнит где можно прочитать фанфики про смеш наглая муза наташа романофф порно
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Название: Пустота Автор: Скрытный Гость Рейтинг: G Персонажи: Локи, Коулсон Жанр: ангст, дарк Предупреждения: смерть персонажа Написан на заявку: читать дальше2.24 Локи убивает Клинта (почему и как, на усмотрение автора). Коулсон не знает об этом до последнего, по эпизода на Хелликарьер. Ангст. в сообществе Coulson/Barton Примечания: рассказ состоит из двух независимых частей, так уж получилось.
Он медленно разворачивается навстречу голосу, оставив в покое сложный пульт с такими притягательными кнопками, и еще в движении расплывается в широкой, жизнерадостной, насквозь пропитанной безумием улыбке. Так они и оказываются стоящими друг напротив друга, разделенные несколькими метрами неровного металлического пола этой большой комнаты – человек и бог, безумие и спокойствие, сверкающий скипетр и тяжелый излучатель, враг и враг. Они стоят, молча изучая друг друга, наблюдая, прикидывая шансы, и бог не выдерживает первым.
– О, какой грозный страж! Большая пушка, решительный вид, ты ведь очень уверен в себе, не так ли? Думаешь, что знаешь ответы на все вопросы, Знаешь, ты, может, и думаешь, что победил, что все козыри у тебя на руках и есть еще туз в рукаве, только знаешь что? У меня есть для тебя одна новость, и мне кажется, она тебя удивит. Твоего птенчика больше нет, – в издевательски насмешливом голосе бога звенят победные нотки, и он весь, казалось, подобрался, напоминая готовую к прыжку хищную кошку.
– Что значит – нет? Здесь, на Хеликарьере? – кажется, из голоса человека впервые на мгновение пропала уверенность, он дрогнул, но уже через секунду человек снова взял себя в руки, и маска уверенного профессионализма опять заняла привычное место на его лице.
– Нигде. Его больше нет нигде, прискорбно, но это так. Лучший из моих людей, он знал слишком много обо мне и моих планах, так что стал опасен, и вот… Его нет. Я почти уверен, что на скипетре осталась кровь, можешь полюбоваться, вот только подойди поближе, будет лучше видно. Нет? Не хочешь? Ну, как знаешь.
– Что ты с ним сделал? Зачем? Он ведь работал на тебя, помогал тебе, чем мог, пусть и не по своей воле.
– Почему нет? А ведь это было так легко, ты не представляешь себе, просто не представляешь, что может быть так легко. Я даже не стал его отпускать, просто приказал подойти ближе и опуститься на колени предо мной, он ничего мне не сказал, он никогда не задавал мне лишних вопросов, хороший мальчик. Я мог бы приказать кому-то из своих людей сделать это, но ведь так нельзя, не правда ли? Мы кое-что должны тем, кто нам верит, кто своими руками вверяет нам свою жизнь, я всегда в это верил, как верил и ты, даже не сомневаюсь. Я подарил ему быструю смерть от моей руки, а что дал ему ты? Молчишь? Вот и он молчал. Не издал ни звука до самого конца, только судорожно вздохнул в последний раз, и все. Кажется, он все-таки дернулся в последний момент, как будто почувствовал что-то, увидел свою смерть сквозь тусклую туманную дымку на собственном сознании, что-то, наконец, понял. Я не попал в сердце, а жаль, ведь добивать совсем не хотелось. Впрочем, какая разница, разве какие-то несколько минут могут хоть что-то изменить? Знаешь, а ведь я даже слизнул капельку крови со скипетра, мне было интересно, каков он на вкус, мой боевой сокол. Живой он был не таким, как все, но мертвым стал совсем не интересен. Наверное, его тело все еще лежит там, на холодном полу подземного бункера. Можешь поискать, если хочешь. Если он все еще нужен тебе, даже таким, можешь попробовать найти его, я не против.
– Ты хочешь умереть, – спокойно констатировал человек.
– Что? – изумленно расширил глаза бог.
– Ты смерти ищешь. Вот сейчас ты говоришь мне все это, а сам ждешь, стоишь и ждешь, когда же у меня, наконец, сдадут нервы, и я нажму на курок. Когда не выдержу, сорвусь, и своими руками прерву… что? Я не знаю, и вряд ли ты мне это сейчас скажешь, но это и не важно. Все будет так, как и должно быть – тебя арестуют, будут судить – здесь ли, в Асгарде, не важно, но главное – ты заплатишь за все. Честно, по закону заплатишь. За каждого человека, убитого тобой, и за него тоже, а я на это посмотрю. И я найду его, можешь даже не сомневаться, куда бы ты его не спрятал, я найду, потому что это я ему, и правда, должен – похоронить его достойно, и всегда помнить о нем, а еще убедиться, что будешь помнить ты, всю свою чертову вечность. Уведите его, – распорядился Фил Коулсон, поприветствовав наконец-то вбежавших в комнату агентов, – а у нас еще много дел впереди.
***
Весной он, наконец, возвращается домой. Его приводит любимый брат и злейший враг, но нет между ними больше не дружбы, ни вражды, и Тор первым выпускает его руку, едва ступив под своды дворца своих предков, он отпускает его и отворачивается, и долго греет ладонь, как будто ее коснулось ледяное дыхание морозных пустошей. Тор отпускает его, и он один идет, медленно бредет вперед, все дальше, к тронному залу, навстречу презрению, и гневу, и ярости, и своему не-отцу.
Его не пускают. Всеотец занят, у него слишком много дел, и забот, и тревог, и нет нужды в таком странном сыне. Его позовут, непременно позовут, как-нибудь потом, не сейчас, он может идти, он не нужен, от него не будет вреда, он безвреден, безопасен, он нем и лишен магии. Он никто и ничто, ему ясно дали это понять, но ему все равно. Все обиды остались там, в далеком прошлом, и они больше не важны, ему нет до них дела.
День за днем он не спеша бродит по залам и коридорам дворца, по его садам и паркам. Его не выпускают за ворота, но и не пускают в тронный зал, и его это не тревожит, так же как он уже не беспокоит других. Все слишком привыкли к тонкой безмолвной тени, он словно призрак, незримый для мира живых. Никто из них, остальных, не удостаивает его лишним взглядом, никто не пытается с ним заговорить, никто не интересуется им. Никому нет дела. Так проходит лето, и не меняется ничего, но его это не тревожит. Он спокоен и безмятежен. Он завершил все дела, покончил со всеми волнениями и оборвал все нити.
И только иногда, долгими осенними вечерами, он допоздна засиживается один в дальнем зале пустой библиотеки, неторопливо перебирая тонкими пальцами пожелтевшие страницы древних манускриптов, он медленно выписывает на тусклом витражном стекле постепенно истаивающие строки рунной вязи, и смотрит, бесконечно смотрит на золотящиеся там, снаружи, за окном такие простые, такие знакомые осенние сады. Он смотрит, не отводя своих синих, наполненных потрескивающим, невыносимо холодным мерцающим льдом, широко открытых глаз. Его больше нет.
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Хоть один тур наконец закрыли, можно тащить свое добро к себе в норку В общем, если я вас тут завалю клинтокоулсонами - не удивляйтесь. У меня их в этот раз четыре, и все любимые.
Цирк – это не только пыльные занавесы, посыпанные песком арены и маленькие, смешные и аляповатые вагончики циркачей, яркие костюмы и бессчетные блестки, радостный смех и изумленно-восторженные крики зрителей, нет, прежде всего, цирк – это люди. Причудливо расписанные жизнерадостные снаружи и убийственно мрачные внутри клоуны, затянутые в трико, как во вторую кожу, ловкие и изящные гимнасты и акробаты, неведомо что скрывающие под пыльными черными плащами мрачные и таинственные фокусники, но даже это еще не все. Всегда остаются те, чье существование проходит на изнанке мироздания, не освещенное ни яркими лучами софитов, ни пламенным жаром зрительской любви. В любом цирке есть те, кто каждый вечер выходит на арену и собирает сладостный урожай цветов и оваций, а есть те, кто уныло бродит за кулисами, таскает ящики с реквизитом, убирает за пожилыми снулыми львами и отчаянно мечтает о признании и славе. Ведь цирк – это волшебство, а значит, мечты здесь просто обязаны сбываться. Вот только принесут ли они счастье – кто знает, а волшебный мир – не супермаркет, и чудеса, как обычно, по гарантии не принимаются.
Цирк – это Клинт, и для него сейчас это самое лучшее, самое прекрасное место на свете. Мечты сбылись, и он больше не безымянный мальчишка на побегушках, он звезда программы, он лучший лучник, он Хоукай, его боготворят все зрители и обожают все девушки. Ну да, он собрал свой урожай симпатий, не без того, но кто его осудит? Ведь все это не всерьез, все эти развлечения на один раз так похожи на его старые побеги за свободой – давно, когда он еще был ребенком, он иногда сбегал прочь, подальше ото всех, в какой-нибудь маленький городок, рядом с которым на сей раз остановился их цирк. Да, это было интересно, но ведь он всегда возвращался – домой, к старым, пропахшим пылью и въевшимся гримом вагончикам, к Мари, с которой так приятно было разделить украденный леденец и пожаловаться на надранные уши. Он ведь всегда возвращался, правда же, а все остальное – он разберется с ним потом, когда-нибудь.
Цирк – это Мари, девушка-смешинка, тоненькая легкая Мари с музыкальными изящными пальчиками, безупречно прямой узкой спиной и яркими, бесконечно живыми огромными глазищами. Кто знает, возможно, когда-нибудь они потускнеют, подернутся вялой поволокой беспросветной тоски, скуки и уныния, когда-нибудь прожитые годы оставят на ней свой неизгладимый след, согнув спину и искалечив бесконечными домашними заботами тонкие пальцы, но ведь это будет не сейчас, а значит, не правда, и значения не имеет, и потому сейчас Мари – счастливейшая из женщин на планете, ведь она сидит, болтая ногами, на крыше своего маленького фургончика вместе с самым лучшим парнем на свете, и им хорошо рядом друг с другом, а будущее – что будущее? Кому до него есть дело?
Цирк – это живая сказка, а сказки – они так недолговечны, но все равно прекрасны, своей особой, легкой, призрачной, мерцающей красотой. Может быть, в них и недостает «они жили долго и счастливо», но зато вдоволь храбрых рыцарей в сверкающих блестками доспехах и прекрасных принцесс с тонкими изящными пальчиками, и, что самое главное, кто знает, что скрывается там, за перевернутой последней страницей?
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Вы написали заявку, и по ней никто совсем ничего не пишет, вам скучно, грустно, одиноко, и хочется праздника? Да не вопрос! Приманите меня в свою заявку, и не позднее, чем через пару дней (а, скорее всего, сильно раньше), вам ее напишут второй раз, а потом, может, и в третий
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
флэшмоб "продолжи фразу" "Я читаю текст и понимаю, что его написала Меди, потому что..."
- Это стеб или ангст, определенно; - В нем везде длинные заковыристые фразы, которые, в принципе, можно было бы разбить на несколько предложений, но они, тем не менее, идут как одно целое (вот как в этой самой строчке, ага); - Пейринг странный, впрочем, возможно, странен сюжет, или в конце случается что-то странное; - Вместо рейтинга там что-то хитро закрученное.
а давайте вот фм с: Назовите один фэндом (можно и не один ) в комментах, и я назову: 1. Первого героя, который мне сначала понравился 2. Героя, который сейчас мне нравится, но раньше я этого не ожидала 3. Героя, которого любят все, кроме меня 4. Героя, который мне нравится, но все его ненавидят 5. Героя, который мне нравился, но недолго 6. Героя, на которого я хотела бы быть похожей 7. Героя, которого бы я отпинала 8. Любимый пейринг 9. Нелюбимый пейринг
Так, что помню из просмотренного: Doctor Who, True Blood, Misfits, Life on Mars, Being Human, Torchwood, Lost Girl, Grimm, Big Bang Theory, How I Met Your Mother, Supernatural; из фильмов Avengers, Watchmen и линейку Batman, а дальше уже спрашивать надо
Only in New York do you have to kill a millionty-seven ninjas just to stand on a rooftop and shoot a blind man in peace.
Как заставить себя писать. Как заставить себя писать не на фесты. Как заставить себя писать то, что нравится тебе самой. Как наконец-то дописать все, что уже начато.